Галилейский круг

КИЕВ

Изумрудное чудо Растрелли
на ладони держал над Днепром
этот город. А мы в нем сгорели,
только пепел остался да гром.

Было весело в нём, было грустно,
встречи — в шутку, разлуки — всерьёз.
Он спускал нас Андреевским спуском,
как взрывник — поезда под откос.

Но, спасая меня и подружку,
поднимал он с Подола назад
за затёртую медную «двушку»
и дарил по пути листопад.

Брал за шкирку, швырял на Крещатик,
как иголку забрасывал в стог.
Был доверчив, как маленький братик,
был, как зэк-безнадёга, жесток.

Без вина, словно заяц, косея,
за любовью-свистулькой влеком,
там в себе я надежду посеял,
а потом растоптал каблуком.

1997
ПОХОРОНЫ

Памяти художника Эрика Мануйловича

Шли с ним дорогами и тропами.
И вот у завершенья круга
держу молитвенник потрепанный,
бубня кадиш над телом друга.

И служка в черном одеянии,
которое века носили,
готовится сказать заранее
«амен» — и гроб катить к могиле.

…От недостроенного домика,
где до поры хранятся трупы,
он семенил походкой гомика,
лицо прикрыв гримасой глупой.

Недолго длилось погребение,
стоит вдова — синцы под веками.
И всё, что высказать робели мы,
теперь долдоним — слушать некому!

Коря судьбину невезучую,
мы утираем слёзы поздние.
А он нашел бы шутку к случаю,
увидев наши рожи постные.

1996

МЕДОВОЕ ЛЕТО

Выходит сердце на заветный круг,
и ничего, выходит, не забыто —
ни лето то далекое, ни Буг,
где лишь тебе душа была открыта.

Где без вина бывал тобою пьян,
и взор сверкал светло и вдохновенно,
и выстирался под ноги лиман
дорогой из египетского плена.

1987

ОЖИДАНИЕ

По-прежнему бодришься и остришь,
остришь язык о камень серый будней.
И бодрствуешь порой все беспробудней,
вспорхнуть душой пытаясь выше крыш.

Перебираешь четки-словеса,
не подавая виду, если тяжко.
А где-то там костлявая бумажку
уже достала — сверить адреса.

1996

ГЛУПЫЕ ДЕТИ

Допустим, что это не каждому нравится,
не каждый согласен прилюдно признаться:
мы — дети идеи всеобщего равенства,
мы — дети идеи всеобщего братства.

Сегодня намного куда популярнее
об этом с ехидцей твердить и с издёвкою,
и, высказав с гордостью взгляды полярные,
внимать предыдущим с гримасой неловкою.

Непросто нам с новыми вкусами справиться.
Но мы не спешим им в угоду меняться.
Мы глупые дети всеобщего равенства,
наивные дети всеобщего братства.

1997