лирика

Четырежды проклят, из пены воспрянь
того, жигулёвского, пива,
которое было, конечно же, дрянь,
но пенилось очень красиво.

Попасть в обойму, выпасть из обоймы!
Давным-давно не думаем с тобой мы
об этих умозрительных вещах,
как, скажем, о лаптях или о щах,
которые хлебать лаптём умели,

Башка трещит от перегрева,
а ум слабеет от безделья.
И сердце, то, что было слева,
неведомо куда мы дели.

Холодный град Ерусалим,
холмы разбросаны и немы.
Ну что себе мы посулим,
свои сердца оставим где мы?

Вот этот заснеженный вид за окном
Вернул в беспробудную юность.
Подсолнух несорванный в поле пустом
Головку склонил, пригорюнясь.

Здесь на граните солнца блики.
Оград отточенные пики
ушедших воинство несёт.
Куда идти ему отсюда
нам знать не велено покуда,

Городок*, разрезанный каналами
на куски, как с рыбою пирог.
Лодки с горожанками усталыми
носом упираются в порог.

* * *
Ривки, Сары и Шмули…
Вся еврейская рать!
Вы навеки уснули,
вас уже не поднять.

Изумрудное чудо Растрелли
на ладони держал над Днепром
этот город. А мы в нем сгорели,
только пепел остался да гром.