Григорий КАНОВИЧ
ТЕПЛО ОТМОРОЖЕННОЙ ДУШИ
(Газета «Еврейский камертон» октябрь 1996)
Получивший некогда благословение видных русских поэтов Валентина Берестова, Льва Озерова, Олега Чухонцева Леонид Сорока выпустил до своей репатриации в Израиль два добротных искренних поэтических сборника.
Сколько дней, сколько лет пролегло от Украины до Израиля – никакая отметка в паспорте рассказать не в силах, ибо время душевных потрясений и обретений, время очнувшейся от коллапса памяти измеряется не простыми ходиками, не листками календаря на стене.
Леонид Сорока – поэт сильных, но сдержанных эмоций. Как он ни старается обуздать свою боль, она нет-нет, да прорывается.
Его лирический герой не склонен закрывать глаза на многое из прежней жизни, прощать себе укоренившиеся как истины заблуждения, он постоянно рефлексирует, старается разобраться в себе и во времени, в котором он жил, нарисовать свой портрет без румян и белил.
Не свойственно поэту и слепое преклонение перед новой дествительностью, восторженное славословие всему: и птичкам за окном, и пахарю в поле, и власть предержащим:
«Мы выбрали путь /тот, который ведет из полона, /пора бы вздохнуть /облегченно, взглянуть просветленно. /Конечно, пора, /но запомнить бы было неплохо – /тут если гора, /то она непременно Голгофа, /тут если провал, /то заполнен он мертвой водою. /А я рисковал /только славой своею худою».
Ну, что до «худой славы», то тут Леонид Сорока, по-моему, хватил через край. Ничего подобного за ним в прошлом не числилось.
У Леонида Сороки нет готовых ответов.
Вся книга «За Стеною Плача», изданная в Нью-Йорке, как бы состоит из вопросов, заданных себе и каждому, кто разделил судьбу его лирического героя – в зрелые годы снялся с насиженных мест и пустился в не сулящий больших радостей путь.
Если попытаться все-таки выделить один из главнейших вопросов, постоянно занимающих поэта, то это, пожалуй, будет такой:
Не надоело быть
людьми второго сорта
и пищи не давать
ни сердцу, ни уму,
и чувствовать — спина
согнулась как реторта,
а что кипит внутри,
не видно никому.
Леониду Сороке не стоит самообманываться.
То, что кипит у него внутри, видно невооруженным глазом – свидетельство тому его сборник стихов, замечательные, достойные отдельного разбора иллюстрации к которому сделал Михаил Глейзер, в прошлом киевлянин, а ныне всемирно известный художник, живущий в Америке.
Мое глубокое уважение к несомненному поэтическому дару Леонида Сороки основано не на приятельской солидарности, а на близких мне по духу особенностях его творчества.